В 2003 году, теперь уже не припомню где, встретился мне небольшой отрывок о М.Ю. Лермонтове на английском языке, который я распечатала, чтобы перевести на русский и приложить к материалам о поэте. Вот этот текст:

«Еще один русский поэт, великий романтик и мистик, был глубоко очарован Испанией. В его роду, согласно легенде, был в далеком прошлом испанский предок герцог де Лерма, чей портрет поэт нарисовал в юности. Кто знает, возможно, в легенде была доля правды. Это могло быть родство и таинственное общение душ сквозь столетия, которое объясняет голый, совершенно кастильский ландшафт. Мы его отчетливо представляем себе, читая знаменитые строки:

Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит.

Ночь темна. Пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит».

Биографы Лермонтова объясняют увлечение поэта своим предполагаемым предком, герцогом де Лерма, тем, что Лермонтов постоянно испытывал неловкость за то, что род его отца постепенно обнищал, захудал; для большого света поэт выглядел попросту бедным родственником. Еще в детстве Лермонтов задумывался о прошлом величии своего рода.

В 1832 г. под восточной повестью «Измаил Бей» стоят две подписи: по-русски «Лермонтов» и латинскими буквами «Lerma».  Долгое время под письмами и стихотворениями он подписывался «Lerma».  

С именем герцога де Лерма поэт был знаком не только по бытовавшей в семье легенде о именитом предке, но и, читая Шиллера «Дон Карлос».

«Mll. Аннет сообщила мне, что еще не стерли со стены знаменитую голову!» (Из письма Лермонтова Марии Лопухиной от 2 сент. 1832 г.) Вот история этой головы: в 1830 или 1831 гг. Лермонтов, будучи в гостях в доме своего приятеля Алексея Лопухина, нарисовал на стене углем голову, точнее, поясной портрет.

Как-то в этой комнате Лермонтов трудился над решением сложной математической задачи, решение не получалось. Утомившись, он прилег и заснул. Во сне он увидел человека, который подсказал ему решение. Проснувшись, Лермонтов воспользовался подсказкой и осилил задачу. Облик этого человека он начертал на стене углем.

Рисунок этот очень радовал Алексея Лопухина, но просуществовал он недолго: неловкий штукатур, собираясь перенести рисунок, не сумел его сохранить. Алексей Лопухин досадовал: с этим рисунком у него были связаны воспоминания о совместных беседах с другом. В 1833 г. Лермонтов написал тот же портрет маслом и выслал его Лопухину из Петербурга в Москву.

Изображенный на портрете человек был испанцем с короткой бородой, в средневековом испанском костюме с широким кружевным воротником и с цепью ордена «Золотого Руна» на шее. Во взгляде и верхней части лица есть сходство с автором.

Испания была страной поэтических сюжетов Лермонтова. Действие «Демона» в варианте 1830 г. происходило в Испании. 

Девушка, которую полюбил Демон, была испанской монахиней (в первом варианте «Демона»).

Портрет Варвары Лопухиной в образе испанской монахини явился еще одним «путешествием» Лермонтова в страну своего легендарного предка.

В этой же стране разразились страсти в его пьесе «Испанцы». 

Герцог де Лерма стал образом его живописных и графических работ. 

У «Черкеса» только костюм говорит о его этнической принадлежности этому народу, лицо же – Лермы.

«Испанец с фонарем» – опять он.

Слева на полях одной из рукописей, вариант воображаемого предка, с длинными волосами и усами, с белым воротником, и тут же: «…она (голова) сделалась его собственным собеседником в минуты одиночества и мечтания…»

Портрет, который висел в доме Печорина над дверью в спальню, – тот же Лерма: «Картина эта была фантазия, глубокая, мрачная. – Лицо это было написано прямо, безо всякого искусственного наклонения или оборота, свет падал сверху, платье было набросано грубо, темно и безотчетливо, – казалось, вся мысль художника сосредоточилась в глазах и улыбке… Голова была больше натуральной величины, волосы гладко упадали по обеим сторонам лба, который кругло и сильно выдавался и, казалось, имел в устройстве своем что-то необыкновенное. Глаза, устремленные вперед, блистали тем страшным блеском, которым иногда блещут живые глаза сквозь прорези черной маски; испытующий и укоризненный луч их, казалось, следовал за вами во все углы комнаты, и улыбка, растягивая узкие и сжатые губы, была более презрительная, чем насмешливая; всякий раз, когда Жорж смотрел на эту голову, он видел в ней новое выражение; – она сделалась его собеседником в минуты одиночества и мечтания…»

В этом портрете узнаются черты автора повествования, но более всего поражает отождествление себя со своим предком.

Окружающие Лермонтова люди нередко перекочевывали в его литературные произведения, некоторые из них узнавали себя на страницах уже изданных сочинений, были случаи открытых протестов. Однако пресловутый герцог де Лерма «настиг» самого поэта: начиная с того сна в доме Алексея Лопухина, он возникал в творчестве Лермонтова-художника и писателя.

И нет нужды проверять и выверять все отголоски о предках поэта (на это я потратила годы. В моих поисках принял участие великий князь Владимир Кириллович, Елена Витольдовна Ботцарис, мой бессменный корреспондент Александр Григорьевич Лермонтов – потомок поэта по Костромской ветви, Рюрик де Кацебу, написавший в справке о поэте Лермонтове в испанской энциклопедии Real о герцоге де Лерма, как о единственном предке рода Лермонтовых, наконец, венский врачеватель Georg Rieder рассказал о нескольких испанских родственниках Лермонтова), существеннее то, как отозвались в самом Михаиле Юрьевиче Лермонтове его официальный шотландский предок – Георг Лермонт и предполагаемый – герцог де Лерма. 

Георг Лермонт – потомок Томаса Лермонта (Рифмача), о нем – уже легенда шотладская: гуляя как-то по лесу, был унесен феями, больше его никто никогда не видел. Тоже вполне заслуживающее внимание пространство романтика, в которое, возможно, переносился из России в туманный Альбион наш великий поэт.

Лидия Гощчинская